Встретились...

Над огромной страной ветер перемен. Где-то, как в Беловежской пуще или в МММ, ураганной силы, где-то, как в нашей отросли — легкий бриз. Но даже этот бриз лишил привычного, сытого достатка и уверенности в завтрашнем дне — специальная авиация вдруг стала не нужна народному хозяйству, самолеты и вертолеты без топлива и запасных частей замерли на зарастающих травой стоянках.

В страну, как мухи на мед полетели иностранные туристы, кто поохотится на горного барана — чубука, кто поймать тайменя, кто просто посмотреть на чуждый им мир, которым пугали Запад пятьдесят лет подряд, а кто-то профессионально фотографировал все подряд, особенно вокруг аэродромов, воинских частей, мостов и полигонов.
Соотечественники, особенно не определенной национальности, и те немногие местные кто был не особенно ленив, взялись «делать деньги» на всем, что плохо лежало. А плохо лежало много и везде. Душа моя разрывалась между «можно» и «нельзя», но к какому-то берегу нужно было приставать. Но к какому? Просматривалось лишь два пути — в бизнес или с красным флагом на баррикады. Понимая, что все равно, со мной или без меня, но процесс создания общества потребления не обратим, я выбрал бизнес. Осталось найти какой. Однажды, мой товарищ — чиновник, курирующий туристическую деятельность в республике, посетовал об отсутствии в городе приличных гостиниц. А я возьми и предложи ему в качестве гостиницы свою дачу в купе с организацией вертолетных перевозок. Решили попробовать. Создал АОЗТ.
Первым клиентом оказался немецкий владелец, какого то крупного издания — капиталист. Приехал сей господин, по его словам, поймать тайменя. Встретив его в аэропорту, удивился простецкому внешнему виду. Потом, насмотревшись на других богатых интуристов, а сравнивать мне было с кем за год приняли тринадцать толстосумов с Европы и США, понял, что все богатеи в пути выглядят примерно как наши таксисты.

Приехали на дачу. Ходит немец, смотрит — молчит. Жена тем временем собрала ужин. На столе — оленина, запеченная в духовке (по нашему домашнему рецепту). Жареные, огромного размера, кобяйские караси. Соленая рыбка: таймень, сиг, тугун. Конечно, расстегаи (фирменное угощение нашей семьи), салатик и так по мелочи: грибочки, икорка и прочая лесная подкормка. Пригласили за стол, налили в граненую стопку водки. Пригубил, положил себе одну картофелину и больше ничего не ест. Жена взволновалась — как так, ее стряпня и вдруг не нравится. Отозвала в сторонку Олега — переводчика и давай его «пытать» почему этот занюханный капиталистический гер (правда букву она первую заменила при этом) нашей едой брезгует. Ответ переводчика озадачил ее еще больше. Оказывается, предложенный нами ужин не числился в программе тура и немец этот опасается высокой стоимости предложенных деликатесов. Он считает еду поставленную на стол слишком дорогой. Мы-то лопухи, откуда могли знать, что в их мире, за все и всегда нужно платить деньгами. Мы тогда знали другое — за все нужно платить но свободой.
Объяснили непонятливому немцу, что мы его угощаем, как гостя, что мол, обычай такой в хлебосольной России. С трудом, но понял. С недоверием немного поел, не прикасаясь к тем блюдам, которые считал особенно дорогими. Фактически он не ел то, что для нас просто ничего не стоило потому, что принесено было из тайги.
Вот так в быту встретились две экономические системы.

На другой день прилетели на реку Дянышка. Река очень красивая, в меру полноводная, что делает ее не опасной для сплава. Немец наш все фотографирует, записывает и такое складывается впечатление, что рыбалка его вовсе не интересует. Цветы и деревья, коряги и камни, птицы, звери и насекомые в огромном количестве попали в объектив его «Никона». Он с поразительной быстротой менял одну пленку за другой, а мы удивлялись, что он интересного нашел в наших комарах или еловых шишках.
Снарядив лодки, поплыли. Прошли первый плес, а немец так и не взял в руки спиннинг. Мы естественно тоже не рыбачим, хотя «руки чешутся».

— Олег, — говорим переводчику, — ты объясни ему, что проплывем лучшие места, а ниже и рыба мельче будет и поймать ее там сложнее.
Немец на это только головой покивал и дальше фотографирует.
Плывем, нервничаем, а под лодкой, то там, то тут, в прозрачной воде проплывают пятнистые ленки.
— Олег, — опять привязываемся к переводчику, — спроси его, а нам можно рыбачить, он не будет возражать.
Я, я, — обрадовано закачал головой немец после переведенного ему вопроса.

Тут мы схватили свои спиннинги, и давай кидать в разные стороны.

Первые два ленка полетели на дно лодок, сплавлялись мы на двух трехсотках, но тут немец через Олега говорит: «Нельзя рыбу убивать, отпускать нужно». Настроение у нас испортилось, как молоко на солнцепеке. Ленков отправили обратно в воду, а он гер, все это только успевает «щелкать».

Ладно, думаем, хрен тебе больше не фото. Спиннинги положили и плывем — природой любуемся. Тепло. Вода блестит на солнышке и журчит на разные голоса. Утята вслед за мамкой-уткой, потешно брызгая лапками, уплывают от нас в маленький заливчик. Небольшой ветерок покачивает ветки елок и не дает ордам рыжих комаров добраться до средины реки. А в небе, над всем этим великолепием, кружит огромный коршун. Хорошо!

Через полчаса опять появился вопрос к геру: «Олег, а ты его спроси как насчет ухи. Мы что и уху варить не будем?»
Покалякал с ним переводчик и говорит, что фриц суп из рыбы не ест. Что еще вчера договаривались о том, что ему приготовят экзотическое народное блюдо «макароны по-флотски» из русской тушенки и русских, толстых спагетти.
О, думаем — балбес попался. На кой хрен тогда сказал, что приехал ловить тайменя.
— Олег спроси его, а тайменя он ловить собирается или как?
— Собирается, — говорит переводчик, — но еще места вроде не увидел «подходящего».

Ну, думаем, немец совсем чокнутый, не просто гер, а гер моржовый. Мы за час таких мест, штук пять проскочили. А что делать — кто платит, тот и музыку заказывает.
Плывем, помалкиваем. Еще через час «вывалились» на огромный плес. Глубина — немереная. Один берег пологий, другой обрывистый и весь завален нанесенными стволами деревьев.

Немец попросил причалить. Сошли на берег, немец со спиннингом на котором вместо наших традиционных блесен у него пристегнут крупный воблер. Мы ухмыльнулись и наблюдаем, что же дальше будет. Я бы пошел кидать с крутого берега, где глубже. А он пошел рыбачить с пологого берега. Забрел в самой верхней части плеса, сколько сапоги позволили и начал бросать. Раз, два, три — пусто. Мы, конечно, убеждены, что ничего он на эту «раскрашенную деревяшку» не поймает.

Сидим, курим. И вдруг видим, как он весь напрягся. Спиннинг в его руках ходуном ходит. Мы вскочили и бегом к нему. Спиннинг тоненький и несерьезная на наш взгляд леска не внушали уверенности на успешное завершение этого поединка. Но немец очень спокойно, не спеша, то выбирал слабину, то снова позволял рыбине под стрекот фрикциона снимать с катушки с десяток метров лески.

Все это время переводчик снимал и снимал эту борьбу на фотокамеру. Таймень устал минут через десять, а пологий берег, позволил довольно легко вывести его на мелководье. Там мы его подхватили под жабры и вытащили на берег. Немец тайменя нежно погладил, сфотографировался с ним раз десять, измерил маленькой рулеткой и отпустил в родной плес.

Для нас это был полный, как у них говорят, капут! До этого случая я даже не читал о том, что они рыбу отпускают. Было бы понятно, если это маленькая рыбка, но двадцатикилограммового тайменя!

Больше немец рыбачить не стал и после веселого ужина и ночевки на галечной косе, возле вертолета, мы улетели.

Это было первая в моей жизни рыбалка на горной реке, с которой я вернулся домой без рыбы и смятением в душе. Я не мог поверить, что можно вываживать нашу северную, крупную рыбу на такие тонкие снасти и ловить ее на столь экзотические приманки, как воблер. И уж совсем мне было непонятно, зачем рыбу сначала ловить, а потом отпускать обратно. Но за то я понял, что и на рыбалке наступают совсем другие времена и пора знакомится не только с оружием вероятного противника, но и с его снастями.

P.S. Следовало бы смейлики с улыбкой расставить, но не знаю как.