Немало миль уж позади…
А сколько предстоит пройти,
Чтобы узнать, какие встречи
Готовит русло впереди!
А. Посёлов

Удивительно в век интернета и всеобщей мобильной связи, живя в большом городе, чувствовать тоску одиночества, душевную неприкаянность. Отчего это? И отчего от этого одиночества тянет не на шумные улицы, ни в ночные клубы, а в тишину леса, на берег реки. Может нам не хватает в большом городе времени для размышления о себе, о вечности, вот и тянет в тишину, где только и может человек глубоко думать. И хорошо, что не одному мне хочется бежать от тоски на реку, хорошо, что есть еще, пусть не много, но есть люди, которые не разучились задушевно разговаривать и им совсем не совестно признаться тебе в сомнениях и смятениях своих. Вот с такими, немногими, которые готовы понять, и сбежал Николай в очередной раз на одну из горных рек. Он не мог назвать их друзьями, но смело мог назвать товарищами, с которыми не нужно выяснять, кто умнее, талантливее, богаче. Звали их Владимир и Виктор.

Была осень, подкравшаяся из-за Верхоянского хребта рыжей лисицей. Побурела, пожелтела на всю глубину бескрайняя тайга. Горная река давно потеряла большую воду и теперь ласково звенела прозрачной водой на перекатах. И каждый из них в первый день прислушивался, привыкал слушать разговор этой удивительной реки. Что слышали товарищи, Николай не знал, а ему река шептала о чем-то давно забытом, но дорогом и нежно и тихо все звала куда-то, звала.
Сплавлялись по реке, ловя пятнистых тайменей и цветастых ленков, не забывая наблюдать, как срываются из каждого залива стайки уток, ими потревоженные. С улыбками смотрели на круто вздымающиеся высокие склоны, где сплошной стеной, в буйной зелени кустарника, стояли вековые ели. Кто-то, молча, показывал рукой в сторону, где зияло ущелье, на дне которого, несмотря на солнечную погоду, было сумрачно, лежали густые зеленоватые тени, а у самой кромке неподвижно стоял лось — тайга.

Нижняя лодка резко свернула со струи и уткнулась в галечную косу.

— Ты чего? — крикнул Николай.
Владимир не ответил, просто махнул приглашающие рукой и наклонился над лодкой.
Так уж заведено, пристал один, все следуют за ним.
— Ну, что у тебя, — переступая через борт, спросил Виктор.
— Мы же хотели «санки» испытать, вот самое подходящее место, — показал рукой Владимир.
— А…. Ну, пытай, а я тогда рыбой займусь.
— Скучный ты, какой Вова…. Нет, чтоб со мной пройтись, полюбоваться плеском хариусов, а может и сигов на поводках, а ты «рыбой займусь»…
— Подсолить нужно... Тепло.

Третья лодка уткнулась в берег.
— Пойдешь со мной? — спросил Николая Володя.
— Можно и пойти, только ружье сейчас достану.
— Сколько у тебя? — спросил, повернувшись к Николаю Виктор.
— Три таймешонка и один ленок.
— А у тебя?
— У меня пять таймешат и все, — Владимир кивнул на белый пластиковый контейнер на дне лодки. — Слабенько пока…
— Нормально, — пробурчал Виктор и стал складывать улов со всех лодок в один алюминиевый ящик. А когда его товарищи уже сделали по паре шагов от лодок, спросил:
— Как солить-то, покруче?
— На твой вкус, — бросил через плечо Владимир, а Николаю предложил, — пойдем напрямик до начала острова и оттуда уже заведем, чтоб с рыбой двигаться к лодкам.
— Согласен.

Они пошли через прибрежные заросли к нижней части острова. Иногда ноги натыкалась на багульник, и одуряющий аромат вспыхивал, как костер.

— Ты Вов иди к реке, начинай, а я пробегусь тут по краюшку, может, что на ужин добуду.
— Только ты не долго, хорошо?
— Десять минут…

Тонкий, ни с чем несравнимый аромат растекался по лесу. Но дичи не было видно. Выйдя в конце острова из кустов, Николай увидел Владимира, в руках которого была капроновая леска, протянутая к кораблику-дощечке, плывущей по реке. Поводки с крючками, привязанные к леске, рассекали чуть заметную рябь. Время от времени рыбак поднимал леску, из воды со свистом вырывались поводки с пустыми крючками.

— Может место не то? — подходя, спрашивает Николай.
— Да какая разница… Сейчас попробую поближе провести, может он там не стоит.

Нужно заметить, что ни такой, ни какой другой снастью, хариуса они на таких реках не ловили, наверное, потому, что всегда хватало крупной рыбы. А в этот раз решили провести эксперимент с древней снастью, так, ради интереса.

Владимир тем временем вошел в воду и потихоньку подтянул кораблик к берегу. Дощечка повиляла немного и вдруг словно ожила — выправилась, встала носом против течения, поплыла, разбрасывая фонтанчиками воду. Чуть заметными движениями рыбак направил ее к выделявшейся на поверхности струе. Приподнял леску, на солнце матово блеснули серебряные капли маленьких блесен. Сжатые губы Владимира слегка шевельнулись, широкое, добродушное лицо, прорезанное первыми морщинами, сосредоточилось, серые глаза видали только скользящую снасть. Шаг, другой, третий… Он поднял руку с леской. Из воды выскочили блесны.

— Оксе!

На дальних крючках прыгали два стальных хариуса.

Владимир, улыбаясь, подтянул их к берегу. Кораблик как живой — нетерпеливо режет волну и норовит уйти обратно. Но рыбак ловко снимает рыб и отпускает снасть. Бьющихся на камнях рыб подобрал Николай и положил в полиэтиленовый пакет, вынутый из кармана.
— А тару, почему не прихватил, — спросил Владимира. Тот отмахнулся, но потом порылся в кармане и бросил Николаю кусок толстой лески с палочкой на конце. Николай понял, что это кукан. Усмехнулся и сунул к себе в карман.
— Дай мне попробовать, — просит Николай.
— Сейчас, сейчас… Не торопись… Рыбы хватит всем. Этот год для рыбы добрый.
— А ты почем знаешь?
— Чувствую…

Владимир и на самом деле почувствовал, как сразу огрузли поводки, едва кораблик отошел к струе. Он вытянул леску, опять снял двух рыб и снова отпустил кораблик.

— На, держи, — протянул мотовило с леской Николаю, а сам стал складывать хариусов в пакет, отмечая про себя, что рыба крупная и красивая. Так они стояли на одном месте, и пакет становился все тяжелее, хотя лов сегодня был экспериментальный. Оба они считали сегодняшний лов забавой, но увлеченно подсказывали друг другу, как нужно играть леской.

В какой-то момент клевать перестало, Владимир еще минут пять подергал леску, блесны искрились на солнце, но рыба не брала. Тогда быстро смотали снасть, и пошли к лодкам.

Взвешивая рукой на вес пакет, Николай сказал:
— Знатная у нас нынче жареха будет, а?
— Да, уж… А главное не обычная, а то все таймени да таймени — засмеялся Володя.

И Виктор заглянул в пакет, как только рыбаки появились у лодок.

— Может и на ночевку вставать пора? — сказал он и добавил, кивнув на хариусов — уснули уже.
— Можно и встать, — ответил Владимир, — но только у плеса большого, чтоб ночью покидать «мыша» можно было и нанос, чтоб был.
— Давайте уж в основное русло с притока выйдем, там и встанем, — предложил Николай, — а то на этом притоке неуютно как-то.

И снова река. Десятки километров тянется, извиваясь среди гор, ее изумрудная лента.

Лодки весело скользят по быстрым струям шевер, замедляя ход на тихих, по здешним меркам, задумчивых плесах.

Николай громко свистнул, привлекая внимание товарищей, показал рукой на берег. Плес был небольшой, но глубокий. С берега громадный нанос нависал над водой торчавшими в беспорядке деревьями, справа и слева от которого галечный берег резко падал в изумрудную глубину реки.

Каждому нашлось дело. Володя потрошил хариусов, Виктор вырыл в гальке ямку, обложил ее камнями, разложил в ней костер и, пока дрова перегорали, превращаясь в уголь, разгрузил свою лодку, вытянул ее на берег, перевернул вверх дном. Николай, сделавший то же самое, собирал на импровизированный стол — кусок брезента, ужин. День быстро угасал, лишь над горами еще держалось багровое зарево, на фоне которого четко проступали силуэты причудливых скал.
Красные отсветы костра легли на лицо Виктора, и оно казалось выкованным из чугуна. Он выкладывал над углями рыбу, насаженную на тонкие тальниковые палочки, и уже тянуло душистым дымком.

— Ну, долго еще, — глотая слюну — спросил Володя, — а то и поймай тебе и принеси и выпотроши, а как жрать, так не дождешься.
— На, проглот! — Виктор подал самого сочного хариуса Володе, остальных сложил прямо на брезент.

Володя уже откусил и смаковал с полузакрытыми глазами, когда Николай движением руки остановил фляжку, из которой Виктор хотел разлить по кружкам водку.
— Давай сегодня из этой. — И он протянул Виктору бутылку коньяка.
— Что так? — спросил тот.
— Много лет назад в этот день погиб мой друг Серега. Любил он коньячок, вот я и хочу помянуть его именно этим напитком.

Володя перестал жевать, внимательно поглядел на Николая и, поняв что-то по выражению его лица, молча, поднял кружку.
— Ну, как говориться, пусть земля ему будет пухом.

Давно рыбаки не пробовали свежих хариусов и теперь отводили душу. Нежная рыба таяла на языке, и рот наполнялся речным ароматом.
— А как он погиб? — спросил после долгого молчания Володя.
— На охоте... И я там был.
— Как на охоте? Случайно?
— Не знаю.
— Как это?
— Длинная это история.
— А ты расскажи.
— Налей Витя еще по одной, — протянул Николай кружку, — выпьем теперь за нас, за реку вот эту, за вечер тихий, а потом расскажу, если на самом деле тебе это интересно.
— Давай, — кружки звякнули друг об друга.

Николай положил в рот кусочек засоленного Виктором всего несколько часов назад ленка и почувствовал запах гор, свежесть ветра, вкус воды, текущей со снеговых вершин.

И странно: здесь, у костра, собираясь рассказать о той трагедии, вспоминая друга, Николай почувствовал себя таким, как тогда — молодым. Он как будто бы выскакивал на несколько мгновений из своего нынешнего обличия и уносился в прошлое.

— С Серегой мы вместе росли. Квартиры были на одной лестничной площадке. У тети Любы, это его мама, было два сына, а нас было трое братьев. Все близкого возраста, что само собой подразумевает и одинаковые интересы всей компании. Но в их семье не было отца, поэтому наш отец всегда брал их вместе с нами на рыбалку и мы всегда помогали им в заготовке дров и воды. Дом наш хоть и был двухэтажный и восьми квартирный, но не был благоустроен. Серега был на два года старше меня, и так вышло, что я во многом ему старался подражать, но нужно отметить, что не во всем. Если он предпочитал сидеть с транзисторами и мастерить приемник, например, то я в это время бегал с клюшкой на катке или с ружьем по лесу. Он с завидной тщательностью делал модель планера, я гонял мяч. Но, время от времени наши интересы совпадали и мы вместе запускали модели космических ракет, смешав в качестве топлива для них дымный порох и толченые угольные таблетки. Однажды для того, что бы достать радиодетали, вскрыли ближнюю приводную на аэродроме и унесли два блока, как потом выяснилось — радиопередатчиков. Что значило в те времена кража передатчиков, вам, наверное, понятно. За такое можно было и шпионство припаять и вредительство и все, что угодно. Вычислили нас КГБшники в один день и нагрянули с обысками. Но и нас успели предупредить, что передатчики ищут. Недолго думая, мы унесли их на озеро и бросили в прорубь, так сказать — концы в воду. Знали бы мы тогда, как ловко и быстро нас «раскалят» эти ребята, то и утруждать себя не стоило этим походом на озеро. В общем, все мы им рассказали и показали. Нужно отдать должное этим офицерам, ни нас, ни наших родителей в прорубь лесть не заставили, полез один из них, и передатчики достал. Уроком это нам послужило и с того времени к государственному имуществу мы относились с почтением. С юности Серега стремился модно выглядеть и сам себе шил брюки и куртки. Одевался он всегда на зависть нам, интересуясь модными журналами. Мы над этим его пристрастием посмеивались, считая, что это дело девчонок, но никак не пацанов. В общем, на охоту Серега с нами ходил очень редко, ну может раза три за все наши детские и юношеские годы. Именно у него появился первый в поселке магнитофон «Романтик» и он где-то умудрялся доставать записи с иностранными исполнителями.

Потом он поступил в Кировоградское авиационное училище и уехал. Я же в девятом классе влюбился и после окончания школы уехал следом за ней в большой город, откуда вскоре угодил в армию. Встретились мы снова только через три года, когда я вернулся из армии. Серега работал диспетчером управления воздушным движением, был уже женат, но изменился мало. Все так же модно одевался, все так же, если не больше любил иностранную музыку и доставал уже не магнитофонные ленты, а иностранные пластинки в красочных конвертах. В его доме появился модный проигрыватель с алмазной иглой, усилитель и мощные акустические колонки, которые назывались, если мне не изменяет память АС-90. В переднем углу висели три старые иконы неизвестно откуда раздобытые. Мне было достаточно одного с ним разговора, что бы принять решение стать диспетчером УВД, как и он.

Пока я учился Серега и вовсе превратился в «не нашего», как тогда говорили, человека. Только он имел в аэропорту джинсы Levi Strauss, а не какие-то там «Mantana» или «Wrangler» за которыми мне пришлось, чтоб не отстать от моды, лететь аж в Ленинград. Только он щеголял в импортном велюровом пиджаке и туфлях Barker. На работу нам разрешалось приходить только в форменной одежде, но и здесь, Серега демонстративно носил фуражку под мышкой, никогда ее не надевая. Он все чаще отказывался от поездок со мной на рыбалку, все чаще проводил время в ресторанах и начал играть в карты на какой-то квартире с новыми своими товарищами. Но наша дружба оставалась все еще крепкой. Он мог поздно вечером приехать ко мне на своем мотоцикле, что бы просто покурить вместе, а я к нему в любое время, что бы поговорить. Однажды мне его жена Надежда шепнула, что ей не нравиться Серегин новый товарищ — адвокат, как она его назвала. Я, конечно, пропустил это мимо ушей, уверенный что женам не угодишь и что все жены для того и существуют, чтоб быть недовольными друзьями мужей. Однажды, накануне вот этой самой даты, приехал ко мне Серега и предложил сходить на охоту, за зайцами. Я обрадовался, предложил пригласить еще три-четыре человека постоянно ходивших со мной в охоту, но Серега попросил никого не приглашать, так как с ним будет тот самый адвокат, который не очень любит «колхозников», так он назвал наших поселковых мужиков — работников аэропорта.

Утром я встал с плохим настроением, было пасмурно и в прозрачном воздухе даже пролетали редкие снежинки. Гости мои приехали во время, но экипирован был только Сергей, который попросил меня дать адвокату ружьишко и какую-нибудь курточку, так как тот был в джинсовом костюме и светлых кроссовках. Я заметил им, что в светлых кроссовках на зайцев не ходят, можно и по ногам дробью получить, но они только усмехнулись.

Как только вошли в лес, сразу выяснилось, что адвокат сроду на охоту не ходил и понятия не имеет, что и как, нужно делать. Пришлось поставить его в средину нашей небольшой «цепи» и так мы прошли километра три, наверное. Зайцы, к тому времени уже не раз гоняемые, были осторожны и поднимались с лежек много дальше, чем можно было стрелять. Но я все же убил одного и еще подстрелил рябчика. Вот с такими трофеями мы вышли на местность заросшую мелким лиственничником. Ходить цепью по таким местам нужно так, чтобы крайние шли чуть впереди, а идущий в центре трещал по зарослям и выгонял оттуда зайцев. Перед заходом на первый лесок мы собрались вместе, курили. При этом адвокат держал ружье в руках и, разговаривая, постоянно поворачивал стволами то в мою сторону, то в сторону Сергея. Когда стволы в очередной раз почти уперлись мне в живот, я отвел их рукой в сторону и сказал ему, что бы он повесил ружье на плечо и что ружье, иногда, может выстрелить и самопроизвольно. После первого захода и Сергей добыл зайца. Видя, что идя в средине цепи, зайца не убить, адвокат попросил Сергея поменяться с ним местом и мы пошли если смотреть слева на право так: — я, Сергей, адвокат. А в лиственничнике этом встречается много небольших полянок, на которых при ходьбе можно увидеть своего партнера, а то и обеих сразу. Это позволяет всем подравняться и идти дальше. Миновали одну такую полянку, где я видел Сергея, шедшего вровень со мной. Вошли в густое мелколесье и визуальный контакт пропал. Через какое-то время справа грохнул выстрел и одновременно я услышал вскрик, страшный такой, сначала громкий, потом затухающий, как будто с этим криком затухала и сама жизнь.

Я замер в ожидании другого крика, ну мата может. Знаете, как бывает, шарахнет кто-нибудь по кустам, а там человек. Крик сразу, ругань. А тут тишина гробовая. Сердце у меня упало, почувствовав неладное я побежал на этот вскрик.

Метров через пятьдесят выбежал на полянку и замер: на брусничнике лежал Сергей, над ним, на коленях, стоял адвокат, ладонь правой руки которого лежала на спине моего друга.

На деревянных ногах шагнул я к ним. Адвокат обернулся и убрал со спины Сергея ладонь. На всю жизнь в моей памяти осталась то, что я увидел: темная дыра размером с куриное яйцо и две маленькие дырочки чуть в стороне. Кровь из раны уже чуть сочилась. Я взглянул в глаза адвокату, тот покачал отрицательно головой и сказа шепотом:
— Умер.

Может минуту оба мы смотрели на тело и молчали. Сергей был мертв.

Я не думал, что нужно делать дальше, просто молча снял патронташ, бросил ружье на землю, приподнял тело Сереги и попытался взвалить себе на спину.
— Давай вместе, — сказал адвокат.

Я молчал. Тогда он помог мне встать с тяжелой этой страшной ношей, и я пошел в сторону дороги, которая была примерно в полутора километрах от этого, уже проклятого мной, места. Адвокат шел сзади. Вскоре ноги у меня начали подкашиваться, а во рту появился привкус крови, идти было очень тяжело. Раза два-три, я приваливался к толстым деревьям и отдыхал, судорожно хватая ртом воздух, а через какое-то время, не помню уже, сколько прошел, свалился на обочине противопожарной канавы и заплакал.

Потом мы несли тело Сергея вдвоем, руки наши и одежда были испачканы кровью, но на дороге остановился первый же грузовик заметивший нас.

Николай замолчал.
— И что было адвокату? — спросил Володя.
— Потом была прокуратура, следствие, суд, где было доказано, что произошел несчастный случай и что Сергей сам выскочил под выстрел.
— Как это сам?
— Сергей шел слева от адвоката, от него выскочил заяц и побежал вперед и вправо, то есть в зону обстрела правого стрелка, а Сергей почему-то побежал за этим зайцем. Адвокат в этот момент уже целился в зайца, целился долго, не умея стрелять навскидку, при этом его левый глаз был закрыт, сам он стоял вполоборота опять же вправо, вследствие чего не видел ничего, что происходило слева. В момент нажатия на спуск и выстрела Сергей выскочил слева, оказавшись между стрелком и зайцем. Такая вот версия была принята следствием и потом судом. Кроме того отец этого адвоката оказался одним из прокуроров города, в общем дали ему год условно после чего адвокат из города исчез.
— Да, уж.
— Вот и судите теперь сами как он погиб. Намеренно ли стрелял адвокат или случайно, не знаю, но грех лежит на мне. Я вложил в руки этого адвоката свое ружье, я согласился взять его с собой на охоту, я и виноват.
— Скажи спасибо, что папаша его не повернул дело так, что не адвокат стрелял, а ты, — тихо сказал Виктор.
— Да, могло и так повернуться, — добавил Владимир.
— Налей-ка Витя еще по одной, — протянул кружку Николай. — Как бы там не было, а больше мне никак нельзя допустить ничего подобного с теми, кто рядом, мне того греха до конца жизни хватит.

А речка билась черной волной, булькала и шептала: «Эх, человек, человек. Не пугал бы ты судьбу, не зная, что она тебе готовит на завтра».

Луна брызгала серебром, купалась в речке, а когда пряталась за тучи, тайга утопала в густой темноте неизвестно что приготовившей тем, кто пришел сюда не званым.

— Вот давайте и выпьем за то, что бы все было хорошо у нас и всех наших близких, а потом пойдем тайменя ловить, — поднял свою кружку Володя.
— Я не пойду, — отказался Николай, — а вы двигайте.

Он уже лег на дно перевернутой лодки, укрылся с головой, когда Виктор с Володей двинулись вверх по реке. Галька звенела под их ногами, скатывалась и булькала в воде. И больше ни одного звука не раздавалось во всем мире. Тайга, река и берег спали в жидком свете полуночной северной луны.

Едва побелел восток, чуть-чуть загорелся небосклон, проснулись одновременно Николай и бекас. Рассекая воздух, бекас молнией пронесся над речкой и разорвал предутреннюю тишину резким щелканьем своих крыльев. Над лесом проплыла серая птица. Важно взмахивая крыльями, она сделала несколько ровных кругов и прокричала мягко, гортанно... Хорк-хорк! Это коршун делал свою утреннюю прогулку. Он взмахивал крыльями важно, размеренно и плавно.

Вырисовывались зубцы гор. Забелели валуны на берегу. Свет нового дня затекал в таежную синеву, просыпалась и оживала тайга. Клесты встречали солнце пронзительным свистом. Вторя им, щебетали другие таежные пташки.

Подбросив в погасший костер сухого мусора из наноса, и поставив над вспыхнувшим огоньком чайник, пошел Николай к реке умываться, а когда вернулся, огонь в костре уже трещал, пожирая сучья, весело разбрасывая вокруг искры.

— Эй, рыбаки! Подъем! — прокричал Николай.

Зашевелился в спальном мешке Владимир. Откинул с головы куртку Виктор.

— Проспите весь клев утренний, — торопил их Николай.

И снова три лодки устремились вниз по незнакомой рыбакам реке. Река вначале поворачивала некрутыми изгибами, открывая простые и величавые красоты своих берегов. Яркими пятнами подступали к самой воде лиственницы, дерзкой позолотой праздновавших сентябрь. То там, то здесь попадались кусты румяного ольшаника, уже начавшего меркнуть и буреть. Старые крупные ели темной стеной стояли за этой цветной оградой реки, высоко вздымая свои вершины и как бы желая узнать, что за люди плывут по их реке, да поглядеть на воду, изумрудную под голубым небом и сверкающую бликами на перекатах. Но, через три часа сплава характер реки изменился. Все чаще попадались крутые пороги, где крутило и несло так, что спиннинги приходилось откладывать и браться за весла. Стоило попасть в основное русло, и берег пролетал мимо с бешеной скоростью, словно лодка идет на моторе.

После очередного поворота впереди совсем рядом показались камни. Лодка Виктора летела на них боком. Широкие серые валуны, обточенные волной, как живые лезли навстречу. Среди водоворотов чудилось даже, что их бока вздымаются от дыхания. Виктор налег на весла и вдруг заметил среди камней застрявший ствол дерева с наполовину обломанными сучьями и содранной корой. Бурный поток переливал через ствол, вспениваясь на острых суках. Оценив, что лодка приближается к камням быстрей, чем продвигается поперек течения, Виктор так налег на весла, что они затрещали, он греб быстро, сильными ударами. Весла так и мелькали. Скорей же! Скорей! Но лодка очень медленно двигалась в нужном направлении. Ледяная, крученая вода шлепала по бортам крепкими ладонями, а на дне мелькали камни. Виктор работал как машина, но стихия оказалась сильнее. В момент, когда он понял, что катастрофа неизбежна, он подумал лишь о том, сумеет ли быстро стянуть сапоги и штормовку, оказавшись в ледяной воде.

Из лодки он вылетел одновременно с хлопком, шипением воздуха и шумом налетевшего на препятствие водного потока. Его сразу закрутило и увлекло вниз. Оставаясь в воде, насколько хватило дыхания, он видел над собой серебристую рябь и искаженное, почему-то багровое облако.

Лодка Николая скользнула о не спустившую корму лодки Виктора, и это спасло вторую лодку. Пот заливал глаза, но Николай греб и высматривал, не мелькнет ли где голова Виктора. Вот он, но чуть в стороне, показался и тут же снова ушел под воду. Теперь налегая на одно весло, Николай гнал лодку к тому месту, где по его расчету должен был вновь появиться Виктор. Всплыл он перед очередным валуном и пока барахтался борясь с быстрым потоком, Николай, забыв обо всех опасностях, забыв все, зачем он здесь, забыв всю свою жизнь и самого себя, видя открытый рот Виктора, видя его крик, перегнулся через борт бешено скачущей на волнах лодки и, изловчившись схватил его за капюшон. Весла были брошены, лодка неслась на валун, но отпустить Виктора он не имел права, не мог. Дотянувшись до брючного ремня Виктора, Николай вцепился в него мертвой хваткой и сжав до скрежета зубы потянул того в лодку.

«Вот и все» — мельком взглянув на приближающейся камень, подумал Николай. Корма уже была у камня. Он не мог разжать пальцы, чтоб вцепиться, потом в лодку и даже на миг закрыл глаза, а когда открыл, корма уже проскочила в десяти сантиметрах от острого скола на валуне. Еще никогда он не вздыхал с таким облегчением.

Виктор осторожно, как бы собирая себя по частям, сел и тут же стерев с лица кровь, поднялся, пошатнувшись. И сразу им овладело неизъяснимое блаженство. Наконец-то быть на суше, где так легок каждый шаг. Дышать, не замечая дыхания, — хоть отпусти голову, хоть вбок ее, как придется. Стоять на неколебимой поверхности, которая держит, не требуя никакой заботы. Он улыбнулся.

— Раздевайся, — услышал голос Николая, — и быстрее.

Виктор снова сел на гальку и стал стаскивать слипшуюся одежду.

— Одень пока вот это, — протянул ему Николай свою верхнюю одежду и начал совать босую ногу в сапог.

Володя разгружал свою лодку.

— Ты с ней повыше зайди, чтоб можно было к Витькиной лодке с первого раза подойти. И еще, Вова, если ухватишься за леер и не сдернешь ее с сучков, брось, а то и тебя накроет.
— С понятием, — ответил Владимир, и Николай знал это: не первый год ловил рыбу на таких реках его товарищ по рыбалке.

Потемнело небо, стало бархатным и ушло ввысь. Бесчисленные звезды задрожали в темной глубине реки. Берега помутнели и стали неясными точно отодвинулись и река тоже смутная и неясная стала казаться широкой.

Они сидели у костра и говорили о том, как завтра поплывут дальше на двух лодках и о том, что самые рыбные места должны быть впереди. Что готовила им судьба, их не интересовало, потому, что все трое знали, что их опыт их дружба поможет преодолеть любое препятствие.

И несет меня теченье, жизни быстрая вода,
То подхватит на мгновенье, то отбросит на года.
Сколько отмелей и мелей, и причалов впереди,
Что-то сделать мы сумели, что-то вовсе не смогли.
Сколько, сколько еще надо, чтоб, причалив в нужный срок,
С легким сердцем и душою на реку смотреть я смог,
Наконец, огладить, взглядом оба берега твои,
Обернуть печали в радость и — уйти за край земли.