Редькин взглянул в иллюминатор и замер перед открывшейся картиной. Внизу, словно нарисованная, широко раскинулась Лена. Не пожалевший голубой краски художник на голубом фоне желтыми мазками набросал острова, а возле одного из них белое пятнышко теплохода. Он как будто стоял на месте, но на самом деле медленно шел против течения. А за рекой тайга, тайга и тайга — до самого горизонта, до бесконечности. И эта ее бесконечность особенно поразила Сергея.

Самолет из Москвы прилетел в Якутск ночью, поэтому с высоты птичьего полета, на которой сейчас летел вертолет, он, впервые увидел этот овеянный легендами край.

— Долго нам лететь? — прокричал он сидящему рядом худощавому мужчине в выцветшем инцифалитном костюме.
— Еще час, ну может чуть больше, тут рядом, — отведя взгляд от блесны, которую начищал ластиком, ответил тот.
— А название Сангар, что означает? Странное слово какое-то, местное название, да?
— Ага, местное. Слово «сангар» дословно переводится с эвенского языка, как отверстие или дыра. А название посёлка пошло от наименования горы, у подножия которой расположен поселок, а не от того, что это «дыра». Хотя, если разобраться, «дыра» и есть.
— А зачем нам там садиться? Сразу нельзя до места долететь?
— Дозаправимся… Этот борт, как нас высадит, уйдет на Кызыл-Сыр, поэтому и дозаправка ему нужна. Не переживайте, стоянка в Сангарах не больше тридцати минут.
— На речку быстрее хочется.
— Понимаю — улыбнулся худощавый. — Уверяю вас, что еще надоест вам эта речка.
— Такого не бывает.
— Посмотрим. Вы когда-нибудь в якутской тайге бывали?
— Нет.
— Ну, а вообще в тайге?
— Нет. Но рассказов слышал много.
— То есть с гнусом таежным не знакомы?
— С комарами что ли? Так их и в Подмосковье хватает.
— Ну-ну…
— На худой конец у меня мазь есть от комаров. А вас как зовут?
— Андрей.
— А меня Сергей… Вы давно егерем работаете?

Андрей на секунду дольше обычного посмотрел на нового знакомого. Сергею было лет сорок, высокого роста, сухопарый и рано полысевший, с серыми, острыми и холодными, как осколки льда глазами.

— Вообще-то я не егерь, егеря ваши Дима и Михаил... — Андрей ткнул пальцем в иллюминатор, предлагая собеседнику посмотреть.
Там, внизу, над темной водой извилистой протоки, летели два ослепительно белых, в лучах летнего солнца, лебедя.

— А вы кто?
— Ну, как вам сказать?... Попутчик, однако… Или как вы — рыбак.
— А-а-а… А вы на этой реке рыбачили? — мельком взглянув в иллюминатор, спросил Сергей.
— Бывал.
— И как там с рыбой?

Андрей улыбнулся.

— Маленько есть.
— А когда были-то на ней?
— Именно на эту речку впервые попал, когда мне шестнадцать лет было.
— Так лет-то сколько прошло! Может там все изменилось, и никакой рыбы давно нет.
— Так я же не говорю, что это был единственный раз. Успокойтесь, есть там рыба, хотя будь моя воля, я бы туда рыбаков пускать перестал.
— Почему?
— Потому, что местные и так всю рыбу повыбили, а тут еще один пресс на рыбу, организовали платную эту рыбалку. Ладно, когда иностранцев возили, те хоть все что ловили, отпускали, мусор за собой в город вывозили, а наших на такие реки пускать нельзя.
— Но вы же сами летите туда.
— И меня нельзя пускать. Никого нельзя.
— А вы туда сами не летайте, почему именно «не пускать».
— Не могу сам отказаться — слаб, знаете ли, так тянет, что хоть на цепь приковывай. Так, что пока наглухо не закроют доступ на эти горные реки, буду я туда летать.

На самом деле Андрей, оказался в этой компании по просьбе друзей — учредителей туристической компании, которая сейчас везла на рыбалку Сергея и его спутника. Были учредители озабочены состоянием дел. Сами учредители занимались совсем другой работой, а нанятый директор и персонал, по мнению людей пользовавшихся услугами компании, мягко говоря, были не в восторге от организации рыболовных туров. Вот и решили учредители, хоть и получали от компании кое-какую прибыль, проверить, как все происходит на практике. Андрей должен был пройти вместе с группой рыбаков весь маршрут и оценить работу тех, в кого они вложили не только свои деньги, но и свою репутацию. Егеря не знали кто на самом деле Андрей потому, что увидели его впервые сидящим в вертолете, а в записке, которую он им передал, директор компании писал: «Дима, это еще один рыбак. Плыть, и ловить, будет самостоятельно, остальное как всегда. Заплатил он как все, так, что не подведите. Да, зовут его Андрей Анатольевич».

Богата реками Якутия. Змеясь, вырываются они из угрюмых ущелий массивных гор Верхояния и Джугжура, с хребтов Черского и Момского, сначала текут на восток и на запад в реки Лена и Индигарка, Оленек и Колыма, а уж эти главные реки несут студеные воды — к еще более студеному океану. Вот на одну из горных рек и стремилась разговаривающие сейчас в вертолете люди. Впрочем, зачем скрывать название реки. Река называлась — Дянышка.

Дянышка не течет, а катит свои зеленоватые воды. Ударяясь о каменистое дно, они образуют струи, которые сталкиваются, пучатся, возникают воронки, гребни.
Порою, лодки рыбаков не плывут, а несутся вниз. Мелькают острова протоки, перекаты. На склонах гор лиственничная тайга с мягкими шелковистыми листьями-иглами. Ее зелень густая и очень светлая, а стволы темные и шершавые. Но с реки видна только зелень, среди которой темно-зеленые ельники, как тени облаков.

Из вертолета высадились на «штанах», так называется место слияния Саганджи с Дянышкой.
Сергей подбежал к воде. Вот она тайменная речка с зелеными пенными перекатами, с завихрениями, у камней, где в струях они и стоят — красавцы краснохвостые!

Приглядевшись к реке, закричал:
— Смотрите! Кто-то через реку плывет. Видно уходит от кого-то…
— Или чего-то, — добавляет Андрей, озабоченно вглядываясь в сизую плотную дымку.
А рыжий зверек, распушив хвост по воде, на самой стремнине борется с течением.

Сергей, следя за белкой, спрашивает:
— Доплывет?
— Если таймень не схватит, обязательно доплывет — отвечает ему рыжий молодой человек, Дима.
— Белку? — удивленно спрашивает Сергей. — Так она же большая!
— Так и таймени не маленькие бывают. Такие монстры бывают, что вытащить из воды и речи не идет, лишь бы самого не утянул. — Подмигивает второй егерь Михаил.
— Да ну — не верит Сергей и машет рукой.
— Точно говорю. Вот на реке Оленек недавно поймали тайменя весом восемьдесят кило.
«Врет» — думает Андрей, оттаскивая к воде объемную упаковку с лодкой.
— И вытащили?! — изумляется Сергей.
— Так в сети поймали, куда ему из сетей-то.
— А в этой реке есть такие таймени? Ну, в ямах, может, зимовальных?
— Таких, однако, нет, а килограмм на двадцать — двадцать пять поймать можно.
«Не врет» — отмечает про себя Андрей.

Дима хмурит брови и продолжает тоном профессора:
— Только таймень местный зимует в ямах не в Дянышке, он зимует в Лене, а в конец мая или начале июня поднимается в верховья этой реки и вон туда, в Саганджу, на нерест. А отметавшись, сплавляется он на среднее течение реки в предгорные ямы, вон туда. — Дмитрий показывает рукой в противоположенную сторону той, что показывал несколько секунд назад. — Там он сбрасывает зубы и с начала июля, с крепкими новыми зубами, начинает охотиться на все, что шевелится над водой и под водой.
— Прямо таки на все? — улыбается Александр.
— Ну, почти все: рыбу, уток, горностая, белок, мышей… А так, как крупные таймени живут парами, то спастись от них всем этим зверюшкам на воде бывает трудно, быстрая рыба таймень.
— Вы, пока мы будем лодки готовить к сплаву, можете с берега покидать, если есть желание — говорит Миша. — А то может, перекусить хотите? Только у нас по прилету холодное все предусмотрено, кроме чая... Так как?
— Нет, мы лучше покидаем, да отец? — вопросительно глядя на своего напарника, говорит Сергей.
— А вы как? — обратился Дима к Андрею.
— А на меня вы вообще внимания не обращайте, я как они.
— Кстати, познакомьтесь, — говорит Сергей, глядя на Андрея, — это мой отец Владимир Васильевич. А это наш попутчик Андрей э…
— Просто, Андрей — помог ему последний.
— Ага, значит Андрей. Он уже рыбачил на этой реке, представляешь, батя!
— Очень приятно — Владимир Васильевич протянул руку. Был он среднего роста, худой, волосом белый, с чуть раскосыми маленькими глазами водянистого цвета. Часто смаргивал, двигая седыми бровями.
— Ну, что Андрей, покидаем? — Сергей вытягивал из кучи сваленных из вертолета вещей, тубус.
— Нет. Я лучше буду свою лодку накачивать… А вы попробуйте.

Через сорок минут отчалили.

Михаил, подвижный, небольшого роста, с тонким острым носом, с белыми выцветшими бровями, из-под которых смотрели маленькие голубые глаза, плыл на лодке с Владимиром Васильевичем. Следом, Женя с Сергеем, на такой же, серого цвета «пятисотке». Андрей на «трехсотке», грязно-зеленого цвета, замыкающим, сзади всех.

Река начала часто делится на протоки, егеря выбрав нужный маршрут, взмахнув несколько раз веслами и направив лодки по течению, бросали весла, хватали свои короткие металлические спиннинги и принимались рыбачить. Пытались ловить и их подопечные. Андрей, глядя на них, думал: «Ну, как так! Кто пацанам этим разрешил рыбачить? Их дело грести, советовать, куда бросать приманку, снимать с крючка рыбу, следить, чтоб не утонули, а они! Нет, нужно это дело прекратить прямо после первой остановки!». Между тем Михаил с Женей выловили по паре ленков, а рыбаки — ничего.

А река шумела на перекатах, была по-горному холодна. На отмелях — заломы из смытых деревьев. Четыре каменушки, перед тем как взлететь, долго, будто бежали по поверхности реки, хлопали крыльями по воде, волоча красные лапки.

По левому берегу показалось охотничье зимовье. «Значит, семь километров отмахали, в одно мгновение». — Думает Андрей, налегает на весла и, почти догнав первые две лодки, кричит:
— Дима, пристать бы, а?

Лодки устремляются к берегу. Хватаясь за леера, вылезли на берег. Густая зеленая стена тайги манила прохладой. Голова кружилась от запахов. Лес был смешанный. Ели тянули вниз мохнатые лапы, заботливо прикрывая себя до самой земли. Рядом стройные тополя. А поодаль, хмуро и отчужденно топорщили мягкую хвою лиственницы. Кое-где виднелись березки, словно девушки в белых платьях.

— Ребята, отойдем недалеко — предложил Андрей, поглядывая на егерей.
— Куда вы? — забеспокоился сразу Сергей.
— Все нормально. Мы тут посоветуемся, по-землячески — успокоил Андрей и пошел вверх по реке. Егеря пошли следом.
— Вот что, — как только отошли на достаточное расстояние от гостей — заговорил Андрей, — мне, как клиенту, не нравится то, что вы делаете.
— Не понял? — Дима сделал удивленное лицо.
— Понял, понял. Только вот прикидываться не нужно. Я друзья мои не раз и не два пользовался услугами, таких как вы, и не только в нашей стране, и поверьте мне, знаю, что и как вы должны делать. Кроме того, прежде чем купить этот тур я ознакомился с правилами вашей компании еще там, в Якутске.
Дима смотрел в сторону. Михаил криво улыбался.
— Так вот. Вы не имеете право ловить рыбу в присутствии клиентов, до тех пор, пока они сами вас об этом не попросят. Вы должны были провести инструктаж, прежде чем клиенты сели в лодки и взяли в руки спиннинги. Вы обязаны были настоять на том, чтоб клиенты надели спасательные жилеты, но вы их даже из баулов не вынули. Я не буду перечислять всего того, что вы обязаны делать и как, надеюсь, что вы и сами знаете. А сейчас вы выполните все, что положено было выполнить перед началом сплава. Затем один из вас, на одной из ваших лодок, перегрузив весь груз, быстренько помчится вниз до того места, где мы встанем на ночевку, разобьет там лагерь и приготовит ужин. До ужина мы перекусим в пути, для чего тот, кто останется с рыбаками соберет нужные продукты и чайник с кружками. Понятно?
— Ясно, но… — начал Михаил.
— Никаких «но». — Перебил Андрей. — Если не хотите потерять эту работу, прошу делать все как положено.
— Хорошо, — согласился Дима, — я поплыву вниз и все подготовлю, а Миша пойдет с вами.
— Договорились. — Андрей протянул руку Диме. — Да, еще вот что. Ты Миша возьмешь на борт Сергея, а я Владимира Васильевича, договорились?

Вот и плес. Под нависшим берегом глухо. Вода в омуте, черно-зеленая, плотная, лежит как неподвижное стекло.

— Владимир Васильевич, вы, почему не кидаете? — спрашивает Андрей, отправляя блесну в сторону берега. — Не хотите тайменя поймать?
— Я лучше красотой этой полюбуюсь. — Отвечает тот, глядя на только что пройденный перекат. — Так и оседлал бы горбатую эту струю, слил бы свой голос с шумом реки, и мчался бы, мчался в неведомую даль…

— Да какая же она неведомая? Полторы сотни верст и Лена!
— Ну, это вам Андрей все тут ведомо, а я впервые здесь. Бывал в Якутии, конечно, но, в южной. И даже рыбу ловил. А сюда Сережка меня вытащил, заметил, наверное, что заскучал я.
— Это же хорошо, что сын себе позволить может отца на рыбалку в такую даль свозить, да за такие немалые деньги.
— Дорого внимание, а не деньги. Я их тоже немало зарабатывал, да и в его дело немало вложил. — Владимир Васильевич помолчал немного. — Я год назад, так сказать, на покой отправился и стал замечать, что как-то очень быстро летит время. Мне времени всю жизнь не хватало для того, что бы поехать, например, на рыбалку и вдруг его стало избыточно много для этого занятия, но мало вообще. Вот такая метаморфоза. Впрочем, времени в каждый отдельный день более чем достаточно, а вот занять его нечем. Не сидеть же, в конце концов, каждый день с удочкой на реке. Надоест, да и куда девать рыбу? Опять же после каждой рыбалки нужно время, что бы зажили ранки на пальцах. Крючки, знаете ли, острые, щучьи зубы, колючки окуней. Раньше, в молодости, времени на это не требовалось, потому, что пальцы всегда были целы.

Владимир Васильевич замолчал, зачерпнул ладонью воду. Через минуту встрепенулся.

— О чем это я? Ах да, о занятиях. Можно, конечно приманки снаряжать. Вот недавно я часа три провел за этим занятием, разыскав в старых вещах, старые, когда-то заброшенные в дальний угол за ненадобностью, приманки. Почистил их, отремонтировал, наточил крючки, хотел сложить в контейнеры, но они оказались заполнены новыми, модными приманками. Тогда, я свалил старые блесна в пакет, из старой же газеты, сунул пакет в сумку, унес их обратно в гараж, и положить туда, откуда взял. Старые приманки оказались лишними так же, как лишними в жизни оказываются старые люди.
— Ну, вам, я вижу грех жаловаться на отсутствие внимания.
— Все равно грустно.
— Отчего?
— От того, что жизнь прошла, и ничего особенного не сделал, все как у всех…
— Что ж в этом плохого?
— Это не плохо, это даже страшно! Всю жизнь был занят не настоящим — начальствовал, бумаги, бумаги, за которыми пустота и делячество. Без делячества, кстати, — так уж оно все у нас поставлено — тоже не прожить. Не знаю как на самых верхах, а нашему брату — директору — это точно.

С минуту, о чем-то задумавшись, Владимир Васильевич молчал.

— Жизнь прожил, а вспомнить нечего, от того, наверное, теперь только и думаю о рыбалке…... Спросите, почему? Да просто потому, что хватаюсь за это занятие, как утопающий за соломинку. Потому, что только на рыбалке я могу общаться на равных со знакомыми и не знакомыми людьми. Оказывается, выйдя на пенсию, уже через месяц понимаешь, что общение необходимо. А как Андрей надоедали люди раньше! Глаза бы на них не смотрели! Опять метаморфоза. Странно ощущаешь себя, когда ненужное недавно, становиться необходимым теперь, и наоборот. Помните, когда-то изучали: «стимулы и мотивы общения …... формы общения людей…». Какой мутью тогда все это казалось. А теперь понимаешь, что стимулы и мотивы есть, и еще какие — полноценная жизнь! Скажите, что можно пообщаться и на скамеечке возле подъезда или в пивной. Пробовал. Не общается. Общение это же не только обмен действиями, поступками, мыслями, чувствами, и переживаниями с другими людьми, а еще и обращение к самому себе, к собственной душе, воспоминаниям, совести. Что можно вспомнить в пивной? Только другую пивную. А что можно вспомнить с друзьями на рыбалке? То-то и оно….
— Есть! — после резкой подсечки воскликнул Андрей. — Но не таймень…

Владимир Васильевич улыбаясь, смотрел, как Андрей быстро вращая катушку спиннинга, подводит к лодке рыбину.

И Андрею весело было смотреть в прозрачную глубину, где что-то белело, колебля и водя из стороны в сторону все выше и выше поднимавшуюся блесну, и наконец, на поверхности, трепеща и разбрызгивая воду, показалась бившаяся засекшаяся сразу на два крючка рыбина. Андрей изогнулся, подхватил леску у самой блесны и уверенным движением перенес лимбу из воды на дно лодки. Рыбина, обезумевшая от боли, страха и отчаянья, начала биться, разбрызгивая с себя остатки воды, не понимая, что это с ней произошло и, пытаясь вырваться из этой теснины, ужасной обстановки, где она задыхалась, вздымая жабры.

— Жестокое у нас увлечение — сказал Владимир Васильевич, глядя на рыбину.
— Так что тут поделаешь, так создатель устроил мир — вынимая крючки из челюсти, ответил Андрей, а сам осмысливал сказанное напарником. Думал о том, что время все ставит на свои места, каждому предъявляет счет. И от уплаты по нему никто никуда не денется. Вот и Владимир Васильевич платит по счету тоскливой памятью о прошлом.
— Странно. Мне совсем не жалко наших подмосковных окуней или камских щук, а этих — Владимир Васильевич показал на затихшую рыбину, — мне отчаянно жалко.
— Красивые, благородные, потому и вызывают у нас симпатию.

С этими словами Андрей ловко запустил блесну далеко от лодки.
А чистая река, звенела прохладной лесной влагой перекатов, темнела зелеными омутами, стлалась спокойными ровными плесами.

— Вы Владимир Васильевич, однако, большим коллективом руководили? — крутя ручку спиннинга, спросил Андрей.
— Как вы догадались?
— Сами же сказали «директорствовал», да и профессия, там или занятие, почти всегда ставит свою печать на человеке, на его повадки, привычки, манеры.
— Чтоб замечать это, то же нужно иметь особенную профессию или занятие — подмигнул Владимир Васильевич. — Вы кто Андрей по профессии?
— Да моя профессия проста. Я сейчас начальником отдела внешнеэкономических связей работаю, а так авиатор, потомственный.
— Да? И как внешнеэкономическая деятельность поживает?
— А никак… выполняем перевозки в Африке по заявкам разных авантюристов и проходимцев.
— Не нравиться?
— Нет.
— Так уйдите.
— Уже.
— Ушел?
— Рапорт подал.
— А я работал директором строительно-монтажного управления.
— В Москве?!
— В ней.
— О-го-го!
— А вам Андрей сколько лет?
— Сорок три.

Владимиру Васильевичу вдруг показалось, что таким же сорока трех летним, как Андрей, он был так давно, что может быть, этого даже и не было. Белой метелицей прошелестели с того времени тридцать лет.

— Когда солнце зашло, не надо бежать за ним вдогонку. — Прошептал он, вздохнул и взмахнул спиннингом. Блесна плюхнулась под нависший куст, и не успел Владимир Васильевич сделать десяток вращений ручкой катушки, последовал резкий удар, после чего удилище задрожало, задергалось в руках рыбака.
— Кажется, и у меня сел….
— Подтягивайте, я подниму — откладывая свой спиннинг, предложил Андрей.

У лодки рыбина била хвостом, отчаянно пытаясь освободиться от крючка, буро-золотистая у головы, с малиновым оттенком к хвосту, вся в черных пятнышках и красноватых разводах, она была очень красива.

— Может, отпустим? — Робко спросил Владимир Васильевич. — Вон вы уже сколько надергали.
— Ваш трофей, что хотите то и делайте.
— Отпустим — решил Владимир Васильевич, аккуратно вынимая крючок. — Давайте вы Андрей, а то мне не встать….

За резким поворотом реки увидели в воде сохатого, который не особо и спешил уходить. Вероятно, гнус был для него страшнее людей.

Первая лодка уткнулась носом в галечный берег длинной косы. Михаил помахал рукой, закричал: — Обе-е-е-ед!
Когда вторая лодка причалила к берегу, там уже аккуратный костер кучерявился ярко-красными завитками пламени, озорно потрескивая искрами, а сладкий запах хворостяного дыма мешался с ароматом тайги.

Михаил, подвешивая над огнем закопченный чайник, говорил Сергею:
— Чем крупнее засекшейся на блесну таймень, тем спокойнее он себя ведет, наверное, демонстрируя свою уверенность. И вообще, большого тайменя можно вытаскивать несколько часов прежде, чем его можно будет назвать добычей. Бывают такие экземпляры, которые могут тащить лодку против течения горной реки.

«Опять врет» — подумал Андрей, подходя к костерку.
А Михаил, не обращая на него внимания, продолжал говорить Сергею:
— Когда таймень стремительно срывается с места, то остановить его не сможет никакая снасть. Спасает только то, что реки здешние имеют ширину не более ста метров и частые пороги. При этом леску надо держать всегда в натяг.

«Не врет» — отметил Андрей.

— А какие блесна все же лучше здесь работают? — Спросил Сергей.
— Я считаю, что двухцветные, например — белая с красным.
— И медные вертушки, то же нормально, — вставил Андрей.
— А на «мыша»?
— На «мыша», Сергей, это особый разговор. На «мыша» лучше в ночное время. Этот способ ловли более добычливый, поскольку на него не влияют такие факторы как: погода, давление, прозрачность воды. Мимо мыши таймень не проплывет при любой погоде.

Владимир Васильевич прогуливался по берегу, разминая поясницу. Андрей перебирал в контейнере блесна, выискивая нужную.

Снимая с огня чайник, Михаил позвал всех к костерку, говоря:
— А вот и особенный чаек, в котором и соки северной земли — и свет гольцовых высей. Чай, в котором грязь и солнце слились в единый вкус.

Андрей с удивлением посмотрел на Михаила, подумал: «Или образно мыслит, или слышал от кого-то».

Сергей ел торопливо, обжигался чаем. Владимир Васильевич глядел на него с минуту, потом сказал:
— У голодного человека, Сережа, характер плохой. Ты ешь, как следует, не торопясь, жуй и не стреляй глазами по реке-то…...
— Так время…
— А что время? Время как вода в реке — не догонишь, не поймаешь. Ешь спокойно, твое, от тебя не уйдет.
— Любишь ты батя советы умные давать…

Владимир Васильевич улыбнулся, подмигнул сыну:
— Старики, сын, дают мудрые советы, потому что не могут подавать дурных примеров.
Скользят лодки к закату дня. А люди? А люди: кто рыбачит, кто любуется миром, кто досадует на соседа своего. Потому, что разные. Нет одинаковых людей, бывают только похожие. Не бывает людей только с темной или только со светлой душой. В каждом человеке имеется весь спектр цветов, только одного — больше, другого — меньше.

И река, по которой они плывут, сердито погремит на перекате, дробя отражение берегов, а потом устанет — и задремлет, замечтается тихим плесом, и цветные тени леса на ней не шелохнуться. Она тоже разная.
А вот и хозяин этой реки. Недоволен, потревожили.

— Я на БАМе хариусов ловил, — говорит Владимир Васильевич — нравилось очень. А тут еще и не видел ни одного.
— Для того что бы тут его поймать, нужно возле любого ручья, в Дянышку впадающего, остановиться, и с удочкой чуток пройтись.
— А на спиннинг?
— Мне ни разу не попадался. А вот если хочется на удочку попробовать, так сказать, вспомнить былое, то удочка у меня есть — телескоп.
— Нет, не будем остальных задерживать. Да и все равно наживки нет для этого. Мы-то там, на короеда ловили. Закинешь, бывало, наживку в пенистую стрежь. Леску несет, несет, потом тихо закручивает в маленьком омуте и вдруг, резкий рывок прям из пучины омута. Подсечешь, и вот он уже шлепается на гальку.

Владимир Васильевич замолчал, задумался, глядя вдаль.

Река между тем играла всеми дневными красками, серебряно отталкивала солнце, омывала и выглаживала серые камни. По обоим берегам стояла тайга, она-то карабкалась на сопки, то бегом спускалась вниз, к самой воде.

— Земля родилась из хаоса — прошептал Владимир Васильевич.

Первая лодка проскользнула перекат. Сергей широко взмахнул удилищем, и блесна, описав пологую кривую, бултыхнулась в улово правее струи. Быстрым, точным движением он затормозил катушку и повел блесну. Она пришла пустой. Забросил еще два раза — и все неудачно. Тем временем лодку вынесло ниже к косе, и следующий заброс получился в тихую воду начавшегося плеса. Забросил, повел и почти сразу же ощутил тупой толчок, леска натянулась струной.

— Есть!- вскрикнул он, ослабляя леску. Рыбина всплеснулась раз-другой и, отчаянно сопротивляясь, пошла-таки к лодке. У борта она еще раз попыталась вырваться, дернулась, закрутила хвостом воду в воронку, но Сергей потянул спиннинг на себя.
— Не спешите, — посоветовал Михаил. — Не большой таймешка, возьмем легко, только чуть подведите его и я подхвачу.

Рыбина будто сама хотела в лодку — всплыла рядом с Михаилом, тот ловко подхватил ее и перекинул через борт. Будто опомнившись, таймень взбунтовался, бил хвостом, извивался и даже издавал какие-то звуки.

— Отпустим! — Твердо сказал Сергей.
— Зачем? На уху пойдет — возразил Михаил.
— На уху и ленков достаточно.
Вынув крючок из крепкой челюсти рыбины, Сергей поднял тайменя, покачал на руках, как бы взвешивая, и опустил в холодную прозрачную воду.

— Мне бы большого зацепить… — мечтательно сказал он.
— Тоже отпустите?
— Сфотографируюсь с ним и отпущу.
м Зачем ловить, если отпускать?

Сергей внимательно поглядел на егеря.

— Человек, Миша, сказано, царь природы — верно, царь! И отношение царское: бери, что душе угодно, а там — хоть трава не расти. И берет, и на самом деле трава не растет, например, там, где ГДТ ездят, трактора вышки буровые таскают, трубы. Срывают они поверхностный слой почвы. А без гумуса, как известно, не могут расти ни травы, ни злаки, ни прочая зелень. А что бы восстановить этот слой в условиях тундры, природе лет сто, а то и больше нужно. Значит, царствуя, мы рубим сук, на котором сидим.
— А я верю, что сук этот все-таки не срубим. Так что ловите рыбку, не переживайте, не случиться от этого глобальной катастрофы. Да и гумус в тундре человек может восстановить за два года, а не за сто, как природа.
— Ой ли?
— На вас, людей из больших городов, иногда нападает что-то жалостливое, и вы вдруг начинаете любую букашку оплакивать. Я думаю не нужно этого делать. Букашка, я думаю, сама себя способна защитить и возможно эффективнее, чем мы себя, хотя и называемся — цари природы.
— Может быть. Только мы, Миша, там за Уралом, уже понимать начинаем, что не так все просто с природой.
— Ну, так за Уралом! Здесь-то поле не паханое.

В это время у Сергея опять засеклась рыба и разговор прекратился.

Табор заметили издали. Выцветшая палатка четко вырисовывалась на фоне леса. Хорошо было видно и лодку на галечной косе. Не видно было только никакого движения.

«Странно, — подумал Андрей, — обычно костровой в тайге, даже подсознательно ждет тех, кто на реке. Прислушивается, присматривается, а уж когда заметит товарищей, обязательно покажется на видном месте».

Показав рукой на палатку, Андрей жестом спросил Михаила, их ли это палатка. Тот утвердительно кивнул головой.

Быстрые струи за несколько минут принесли лодки к косе, которую Дима выбрал для ночевки рыбаков.
Пристали.

Быстро разгружаются лодки. Оба северянина работают дружно, у них как бы сами собой складываются обязанности каждого в нехитрой этой работе. Рыбу туда, мешки сюда, лодки на берег, перевернуть вверх дном. Спиннинги прислонены к коряжине замытой галькой.

Диму обнаружили спящим возле палатки. Михаил легонечко пнул его по ступне сапога, тот откинул куртку, которой была укрыта голова, вяло спросил:

— А это вы… что так рано?
— Дима, ты почему на этом месте встал? — спросил Андрей.
— А чо?
— Ни чо! — передразнил его Андрей. — А где здесь вечером на «мыша» ловить?
Дима оглядел реку, но промолчал.
— Что, сказать нечего? Егерь хренов! — Андрей показал на противоположенную сторону реки. — Видишь где яма? Так какого хрена ты тут устроился?
— Тут комаров меньше.
— Комаров! — передразнил Андрей. — Вот ты и повезешь нас вечером на тот берег и потом назад.
— Ну и повезу!

Андрей заглянул в палатку. Сквозь пробитую в десятках местах материю пробивались крохотные, толщиной с иголку, лучики заходящего солнца. Андрей вздохнул. Ясно было, что если пойдет дождь, все в этой палатке промокнут. Внутри на первобытно чистой гальке лежали два свернутых спальных мешка.

«Даже лапника не натаскал» — подумал Андрей, а вслух сказал:
— Сами тут и спать будите уважаемые егеря. — А мы на лодках.

Все молчали.

— Ну, что встали?! — обернулся Андрей. — Костер, байки, ужин…. Что там у вас по расписанию?!

Когда Андрей отошел Дима проворчал:

— Ишь ты, разборчивый… А мы — люди русские: нам бы хлеб почерствей, щи покислей, водку покрепше.

К Андрею, присевшему возле сумки со снастями, подошел Владимир Васильевич.

— Что-то вы уж слишком строги к ним — сказал он.
— Строг?! Да Дима этот обычный лентяй и совести совсем не имеет! Похоже, он из тех, кто всегда хорошо делает свое дело и спустя рукава — чужое. А дело, которое ему поручено он считает не своим. Вон, — показал Андрей на Диму — даже топор у него еле на топорище держится…. таежник хренов!
— Подумаешь топор.
— Вот уж нет, Владимир Васильевич! Нет ничего в тайге важнее этого предмета. Воевал русский мужик топором, и дома строил и корабли… с таким инструментом против любого зверя идти не страшно, а он во что его превратил!

— Ну и ладно. Мы народ не привередливый.
— Во-во. Потому они и пользуются этой нашей не привередливостью. Мог бы пять чурок напилить вместо сидений, стол, какой — никакой соорудить. Нет, он спал! Представляю, какой он ужин наварит. Хамство все это, а в хамстве нельзя искать логики. И привыкнуть к хамству нельзя! Привыкнуть, не изумляться ему, значит, самому охаметь, затоптать свою доброту, искренность.
— А может нам самим приготовить? — подмигнул Андрею Владимир Васильевич. — А то я так в лодке засиделся, что каждая косточка болит. Да и нравиться мне кашеварить, иногда.
— Я двумя руками — за. Только картошку я все равно этого дармоеда чистить заставлю! — Андрей шагнул в сторону палатки, но остановился.

— А на «мыша» не пойдете рыбачить? Нам сейчас как бы и разготавливать некогда, солнышко-то вон почти село.
Владимир Васильевич махнул рукой.
— Вы, вон с Сережкой идите, а я по-стариковски здесь покопаюсь.

Солнышко, на самом деле ушло за горбы гор, свет посерел, очертания берега, деревьев стали неясными, будто на недопроявленной фотографии. Самое время для тайменьей охоты.

Дима, громко сопя, перевез рыбаков на противоположенный берег.

В яме под берегом крутит черную воду. Струя, от переката бившая годами в этот берег, вырыла глубокий омут. Над омутом наклонились густые кусты, отчего сумрак кажется еще плотнее.

— Кажется мне Сергей, что в глубине непременно стоит таймень, — шепчет Андрей.
— Ага, — с иронией заговорил Сергей, — Прямо вижу, как чуть вздрагивает его хвост при виде серебристых сигов; мгновенье — и вспенятся струи, и вот уже сиг в пасти.
— А егерь-то прав был, когда говорил, что крупные таймени парами живут. — Не обращая внимания на иронию товарища, говорит Андрей. — Я вот прямо чувствую, что если тут есть таймень, то не один.

Сергей, подражая голосу Андрея, попытался подначить его:
— Ну-ну, они же парами плавают: один матерый впереди, другой, поменьше, следом. Андрей тем временем намочил «мышь», развернулся и бросил приманку к противоположенному берегу. «Мышь» булькнула под самыми кустами. Он медленно вращал катушку пытаясь провести приманку так, чтобы на воде оставались ровные «усы». Приманка пересекла плес. Наблюдавший за ней Сергей, громко вздохнул и отойдя метров на двадцать от Андрея забросил свою приманку.

Неожиданный всплеск и резкий рывок заставили Сергея стереть с лица недоверчиво-ироничное выражение. Фрикцион жалобно трещал, леска натянутой струной ползла сквозь кольца. Решив, что пора, Сергей сильно рванул спиннингом пытаясь подсечь рыбину, но леска сразу ослабла и рыба сошла.

Подошел Андрей.

— Я думаю, таймень накололся, выждать бы надо, чуток.
— А вдруг их на самом деле два? — шепчет Сергей и бросает приманку туда же второй раз.

Мокрая «мышь» ударившись об воду, на мгновение погрузилась. Сергей начал медленно подматывать леску. Оборот, другой — удар! Фрикцион взвыл на самой высокой ноте, отдавая реке леску. Таймень упорно и монотонно шел вверх прямо посредине плеса.

Сергей мельком взглянул на катушку и, сердце его замерло от мысли, что еще несколько секунд и леска закончится. Он вспоминал, привязал ли вообще леску к шпуле и не мог вспомнить, а таймень все так же тянул и тянул.

«Фрикцион» — мелькнуло в голове. Сергей дрожащей рукой медленно стал его затягивать, ощущая каждой клеточкой ту грань, переступать которую при вываживании крупной рыбины нельзя, а то или якорь сломает или леску порвет.

Сергей начал вращать ручку, удилище гнулось как молодой тальник на ветру. Подматывая, Сергей шел по кромке берега навстречу рыбине и шептал:
— Не сорвись, не сорвись, пожалуйста!

Шедший рядом Андрей услышал заклинания товарища.
— Не бойся, не сойдет…. Если, конечно не затянет под камень или корягу.

Таймень будто услышав слова Андрея, заворочался с удвоенной силой, ударил хвостом по воде и рванул к противоположенному берегу.

— Ничего Сергей — успокаивает Андрей товарища — это у него повадка такая: рваться с крючка пока силы есть…

Черный в сумерках хвост мелькнул над водой: «А, не нравится?!» думает Сергей, начиная с трудом крутить ручку. Еще двадцать шагов вдоль берега и вышли на косу. Рывки еще мощные и упругие, но той агрессии уже нет. Туго, метр за метром приближается рыбина к берегу. Вот и светлое толстое брюхо показал, переворачиваясь в очередном кульбите. Вот и огромная голова с полуразинутой пастью. Еще минута и он уже не бьется хоть и видит рыбаков отчетливо: ослаб, только с боку на бок перевертывается и вяло поводит хвостом… Андрей заходит. Уже брюхом таймень задевает гальку, устало двигаются жаберные крышки… еще оборот — и лопается леска! Таймень на секунду замерает — голова уже почти на сухом. Андрей кидается к нему, слыша звон падающего на камни Сережиного спиннинга. Сергей уже рядом, враз наклоняются к тайменю, сталкиваясь лбами. Сергей оказался быстрее, откуда только взялась точность такая — пальцами сразу попадал под жабры и потащил тайменя на сушу.

А поверженный великан уже теряет блеск темно-серебренной чешуи и крапины пятен на глазах бледнеют. Сергей поднимает его, огромного, и не может удержать: рыба дрожит. Дрожь ее тела передается рукам Сергея. Рыба пружинисто изгибается, и он выпускает тайменя. Он падает подле ног, еще елозит немного и затихает.

— Будем отпускать? — спрашивает Андрей.

Сергей достает из внутреннего кармана импортную фотокамеру — «мыльницу».

— Щелкни пожалуйста с ним и отпустим.

Долго еще стегали воду лесками, но ни одной поклевки больше не случилось. Вернулись к тому месту, где высадились. На противоположенном берегу ярко горел костер. В тайге кажется: огонь горит где-то далеко-далеко; думаешь, до него идти да идти, а сделаешь несколько шагов — вот он, рядом. Андрей громко, по-разбойничьи засвистел и вскоре послышался скрип весел о резину и равномерные всплески. Возбуждение, вызванное борьбой с тайменем, давно прошло и теперь, Сергей чувствовал во всем теле томительную усталость.

От костра слышался голос Димы.

— В тайге свой закон: человек человеку волк. Дед мой всю жизнь соболевал, так он говорил: «Если в тайге увидишь человека, прячься и ружье проверь».
— Так когда это было-то, Дима? — спросил Владимир Васильевич.
— А сейчас еще хуже стало. — Упрямо буркнул потомок охотника. — Тайга шибко богатая. С нее, как с оленя, сними шерсть, новая вырастает.
— Всякий на тайгу по своему смотрит — поворачиваясь к подошедшим рыбакам, сказал Владимир Васильевич. — Вот давай спросим у Андрея, что для него тайга.
— Это простой вопрос, Владимир Васильевич. Тайга для меня это чувство свободы, — там мне никто ничего не должен, и я никому, за плечом ружье, и зависишь ты от своей лишь удачи.
— А одиночество?
— А я думаю, что одиночество оттого, что много в себя смотришь, а мало вокруг. Я одиночество в городе чаще чувствую, чем в этой тайге. В тайге то одиночество, которое не томит потому, что в тайге нет одиночества.

Ужинали при свете костра. И уха — от аромата задохнуться можно, — и тихий шелест воды, и небо с неяркими звездами и даже писк комаров — все вобрало в себя ожидание завтрашнего дня.

Справка:

Дянышка — правый приток Лены. Длина 315км. Берет начало на Эчийском массиве, пересекает хребты Орулган и Верхоянский. Принимает 54 притока длиной более 10км. В бассейне свыше 40 наледей (общая площадь 28 кв. Км). Вскрывается в конце мая, замерзает в середине октября. Название реки произошло от эвенского «де»(?) — горы.