Как-то сразу он мне приглянулся! Он выделялся статью, красотой и светлой мудростью. И меня потянуло к нему неодолимо. Хотелось тихо постоять рядом. Прислушаться и может быть услышать, что- то сокровенное. Он должен многое знать. Кто же если не он?

Жить! Долго жить, может века в таком красивом заповедном месте. Впитывать живительный сок земли. Копить ее мудрость. Разговаривать с ветром. Пить чистейшую воду, цвета молодого коньяка, чуть хмелея и молодея от этого. Никуда не спешить и всегда быть на своем месте. Это счастливая участь мудреца.

Всегда тянет к своему знакомому. Таких же и даже более старых и мудрых не мало, но почему то тянет именно к нему?

Прагматично говоря — это место под дубом единственное в округе сухое и удобное, чтобы вылезти на берег размяться и отдохнуть и прочее … Только, как мне кажется, это совсем не правильное и слишком ветреное объяснение нашего взаимопонимания

Может, все же, мы с ним одной крови? Он дерево — дуб, я, вроде, — нет. Он мудр и почти вечер, я наивен, глуп и скоротечен.

Считается, что ничего общего между деревом и человеком умным быть не может. Тогда почему предки делали из стволов старых дубов идолов своих древних, но давно поруганных более современными религиями, богов? Молились им, прося покровительства, мудрости и защиты?

Уверен, что мантра — «Дуб-дубом», сказанное про современного «деревянного человека» извращено в угоду западной политики и имеет глубокий сакральный смысл.

Может такие деревья и вправду мудры, только мы слишком мелковаты и суетливы, чтобы заметить и понять это? Глухи и надменны, чтобы услышать их шепот — голос родной земли?

Этой осенью был под дубом несколько раз. Так бы и стоял под кроной, так бы и впитывал благодать, но вот беда — я рыбак. Мудрость мудростью, но хочется и рыбку половить. Дуб позволяет отвлечься от высокого и даже, иногда, кажется, помогает советом. Молча, но с интересом смотрит на меня и мое легкомысленное занятие. Может Его Высококустость, тоже, где то глубоко в своих корнях, рыбак или хотел бы им быть в следующей своей жизни? Может это нас роднит?

В начале осени, когда ее приближение было еще почти незаметно, на нашей с дубом любимой лесной реке, и вода в ней была столь светла, что лишь угадывалась по солнечным, от нее, отблескам, прям под кроной мудреца за моим воблером из под коряги, бывшей когда то его веткой, вышла не маленькая щучка, открыла зубастую пасть и… наши взгляды встретились…

Всё так и было! Я увидел почти осознанный взгляд, собравшейся отобедать щуки! Успел понять, что она тоже меня увидела. Увидел как жестокая хищность и холодная уверенность в её взгляде сменились, сначала растерянным удивлением, а потом и диким испугом.

Она на миг замерла с открытой пастью. Я тоже инстинктивно подсекаю. Она разворачивается и уходит. Она оказалась умней. Ей есть, что терять, а меня трясет от восторга! Именно за вот за такие яркие, но редкие визуальные контакты люблю рыбалку. Это запоминается надолго и на такие переживания подсаживаешься как на наркотик.

Говорят, что рыба помнит две минуты, а я — долгопамятный. Да и дуб шуршит: «Не спеши! Насладись моментом. Впереди скучная вечность!»

Дрожащими руками меняю воблер на другой, сильно фирменный суспендер, что почти год ждал этого момента. Всегда конкуренты попроще, да подешевле, первыми просятся в руки. Такова жизнь!

Заброс. Забыв как дышать, делаю неспешную проводку над корягой, c очень задумчивыми паузами, дрожанием как на ветру и всем, чему учил дуб, и тишина …!

Мысль: «Врут ученые. Она не выйдет больше. В прозрачной, как мои слезы, воде она меня узнала и запомнила!» Воблер уже почти под лодкой в двух метрах. Теперь просто смотрю как он красив в своей не живой пласт-массовости, угодливо послушен и отзывчив — сам бы съел. И вдруг — Бах! Догоняет сзади и бьет! Разворачивается и как бы одним движением, хватает приманку уже сбоку!

Прошло минут пять после первой атаки. Забыла или инстинкт убийцы подвел ее, а может Дуб скрыл меня в своей тени, а щука была ослеплена солнечным бликом?

В тот день поймал еще пяток красавиц. Прямо под своим деревом.

Дуб дубом, но рыба в тот, еще теплый день, в еще теплой воде, ловилась только на течении. На входе или выходе из проток, соединяющие местные плесы. Там, где вода по прохладней и кислорода побольше.

Тогда же произошла еще одна необычная встреча. Теперь уже смотрели на меня. Смотрели долго и пристально. Ждали, когда же уйду с дороги. То ли, что бы от врожденной тактичности, не пугать, то ли, просто, не спешил и интересовался моими делами, но я, до мурашек на спине, почувствовал взгляд еще одного хозяина этих мест и сдвинулся в сторону, давая возможность пройти по своей тропе. И только тогда он позволил себя увидеть! Мы уже встречались раньше.

Вскоре после этого я, как инородное тут тело, убрался восвояси, чтобы не мешать им спокойно жить

Через месяц не удержался и вернулся под дуб.

Все изменилось. Похолодало. Листва с деревьев почти опала, но вода пока удерживала остатки летнего тепла, и трава еще цеплялась за приманки, мешая проводке, как пьяная шпана в подворотне.

Гребу, преодолевая встречный, уже холодный ветер в протоку к дубу, по дороге покидываю любимый, очень мелководный воблерок, чтобы как то избежать приставания навязчивой «пьяной» травы и заодно проверяя свои предчувствия: «Она сейчас должна быть тут!»

Вдруг, совершенно неожиданно, меня нежно дергает и уверенно тянет. Потом зажужжал фрикцион. Щука за двушку мечется по сторонам, но находит единственное доступное ей укромное место — под моей лодкой. Было трудно выманить ее и сделать фото. Правда, как оказалось, шансов у нее не было. Жадность плохой советчик и весь не маленький стотридцатый воблер и часть поводка оказался в пасти несчастной.

С этим воблером, плавающим вариантом раскрученного бренда, всегда так : или полный игнор и презрение или злая поклевка, как будто с целью уничтожения. Видимо шумные балаболы, а воблер при проводке гремит своими шарами не по скромному, с утра пораньше — общая головная боль.

Вся рыба в тот день была поймана в похожем стиле, на плавающие мелкоидущие воблера : осторожные поклевки в траве, но сопротивление не истовое, с брызгами, стоянии на хвосте и — злобные взгляды исподлобья.

Была бы хоть малейшая возможность, съела бы она меня, но... Я во время убежал, напоследок поблагодарив и попрощавшись до зимы с доминирующим деревом

Как оказалось — поспешил.

Наслушавшись моих рассказов, друг, кстати настоящий профессор, в свободное от науки время увлекающийся джиггингом, напросился составить компанию.

Понимал, что со дня на день ударят первые морозы и не стал отказываться — к дубу, за мудростью, тянуло неодолимо.

Профессор, будучи с утра в хорошем настроении, решил прочитать свою любимую, в последнее время, лекцию. Мне послышалось, что она называется: «Пагубное воздействие паров свинца на развитие маниакально-депрессивного психоза при не умеренной ловле судакофф на чебурашки».

«Джиг единственно правильный метод ловли рыбы для современных образованных людей! Он красив, точен и научен. К тому же дешев, надежен и практичен... !»

Он увлекшись, как на кафедре, воспоминаниями о славных моментах своей рыболовной осени, кажется и не заметил как я оторвался и скрылся за поворотом реки, хотя еще долго, в заповедной тишине сумеречного утра, слышался его возбужденный речитатив, пугающий местных, привыкших к тишине, бобров и уток.

Ученый друг с математической точностью вычислил и занял самые клеевые места. Пытался не мешая ему и искал, как в прошлый раз, щучку в траве, но всё течет, всё меняется, даже в заколдованном дубовом царстве со стоячей водой заветного озера. До обеда выманил из поредевших зарослей, лишь одного дрища и получил пару поклевок чего то, на вид, стоящего.

Щука выкаблучивалась : выныривала из воды как дельфин, переваливаясь через воблер, но не берет, будто слепая или сытая.

Пришлось покаяться древнему тотемному дубу, что, мол, прости Отец-дуб, что попрощавшись в прошлый раз до зимы, опять приперся и нарушаю твой покой. Не виноват я, что тянет меня сюда безудержно и неодолимо. Не гневайся и прояви мудрость свою!

Дуб смолчал.

Зато, всё знающий профессор, который, кстати, поймал уже не мало на какой то завалявшийся у него воблерок, заявил, что щука уже стоит по- зимнему, вся в пиявках и берёт вяло — без удара над корягами и ямками и что, в прошлый раз, когда он ловил на реке, таким образом взял кучу судаков на съедобную резину

Вот так всегда у этих профессоров: всё четко и понятно разложено по алгоритмам и расписано формулами. И никакой романтики. Скучно! В общем, я опять слился вниз по течению. По мне так — мать ее эту математику на рыбалке!

Еще не утихло эхо его формул — «судако-ф-ф-ф на рези-н-у-у-у» —.. ., я уже отпускал, пойманных над ямкой на длиннющей паузе на медленно тонущий китайский воблер, дрищей.

И почти тут же, на выходе из шести метровой ямы, берет, пока я чесался, уже приличная полторашечка. Тихонечко, без удара, просто съела воблер целиком и как будто тут же уснула с ним во рту. Или заслушалась профессорских истин?

Потом клюнула совсем приличная. На вид околотрёшка. И тоже на паузе и без лишнего шума. Шум она устроила потом, когда я понял, что вместо воблера у меня на плетне мотается щука и решил это исправить

Видимо думала, что не замечу, а потом насладила меня минутами захватывающей борьбы с равными шансами

Всё таки мой дуб помог и в этот раз!

Гребя назад, ближе к дому, отпустил еще тройку осторожных перестроившихся и стоящих по зимнему, уже в пиявках, краснокожих щучек.

Профессор, в это время, опять ударился в джиговый грех. Хорошо, что не отравил этой заразой святую воду и не оторвал в многочисленных корягах «свою прелесть», которых, кстати, он всегда и везде носит с собой в потертом рюкзаке кил десять! Мишка, блестя толстыми стеклами своих очков и пряча в карман пассатижи, показал мне офсетник, покорёженный, якобы, щукой, величиной с весло... На кукане у него болтались два тощих, как будто давно пленных, дрища.

У меня, вдруг, на суспендер — жадная поклёвка щучки под двушку. Не спешил. Поснимал. Жаль — маловато света, а вспышка не успевает за динамикой вываживания.

Михаил Владимирович молча подглядывал через холодный глаз своего шибко умного и современного цифрового телефона.

Если честно, именно, в большей степени за снимками я и езжу на рыбалку.

На обратной дороге, уже по традиции, поклонились, впитывая в себя красоту и печаль, когда то божественно прекрасной, хотя и сейчас печально красивой, но давно поруганной церкви с пустым дубовым алтарем

Она, вроде, ждет что-то? Дождется ли?